Хренак! Долбануло весьма основательно. Высунув голову в отдушину, я увидел клубящееся над расщелиной облако дыма и пыли. Дополз-таки сапер…

Радиопереговоры

— На связи Первый. Доложите обстановку и ход выполнения задания.

— У аппарата Седьмой. Объект обнаружен, но с его изъятием возникли неожиданные трудности.

— Что еще?

— Объект располагает письменным указанием командования, запрещающим его смещение или отстранение от выполнения поставленной ему задачи.

— Что за ерунда, Седьмой? Моихполномочий для этого недостаточно?

— Приказ отдан Военным советом армии.

— Даже так? Вы этот приказ видели своими глазами?

— И даже в руках держал.

— Кто подписал?

— Абросимов.

— Хм…

— Объект окружен солдатами-штрафниками, которые выполнят любой его приказ, поэтому изъятие силой ни к чему хорошему бы не привело.

— Вот что… задание ваше остается прежним. Но порядок исполнения мы изменим. Обратитесь в штаб дивизии, они выделят вам роту. Для прикрытия на завершающей фазе операции. Командование переходит к Четвертому.

— К Га… виноват! А он… здесь?

— И давно. Соответствующее указание он получит.

Радиограмма

Седому

Действуйте по варианту три.

Напоминаю вам, что объект ни при каких условиях не должен быть захвачен противником. Ответственность за это возлагаю на вас лично.

Лесник.

ГЛАВА 45

Массивная, обитая кожей дверь кабинета скрипнула, и сидевший за бумагами человек поднял от них подслеповатые глаза.

— Разрешите?

— Павел Петрович! Голубчик! Ну, наконец-то! — сидевший за столом поднялся и шагнул навстречу вошедшему.

— Виктор Николаевич! Добрый день! Извините, что в таком виде… но я только что с аэродрома… и вот…

— Господи, Павел Петрович, какая ерунда! Вы живы, здоровы — а все остальное вторично! Присаживайтесь, я распоряжусь, чтобы нам организовали чаю. А может быть, вы и перекусить с дороги хотите? Так организуем все…

— Мне, право слово, неловко вас беспокоить по таким пустякам…

— Нет уж, уважаемый, позвольте мне самому решать, что тут у нас пустяк, а что нет! Мои сотрудники должны иметь не только свежую голову, но и здоровый желудок! Я уж и не говорю о нервах…

— Ваши сотрудники? Но простите, Виктор Николаевич, я ведь уже, так сказать, задействован в…

— Это, уважаемый, уже в прошлом. Да-да! Дело ваше, безусловно, нужное и важное, это так! Никто и не спорит! Многие люди вам жизнью своей обязаны, я-то уж наслышан про ваши операции, да… Но, простите меня, талантливых хирургов в нашей стране, слава богу, достаточно! А вот таких, как вы, специалистов… увы… я по пальцам одной руки сосчитать могу… Да… Так что не можем мы позволить себе такую роскошь, не можем… Будьте любезны в строй, батенька! Пора!

— Если я правильно вас понял, Виктор Николаевич, то мои прошлые работы…

— Признаны важными и необходимыми для обороноспособности страны!

— Но простите… каким образом мои изыскания могут быть полезны в данной области? Я полагал, что как хирург принесу гораздо больше пользы.

— Не все так просто, уважаемый профессор!

Гость вздрогнул.

— Да-да, Павел Петрович! Решение ученого совета пересмотрено и признано ошибочным! Кафедра восстановлена, и вам предложена прежняя должность!

— Это так неожиданно… я и не знаю, что сказать.

— А ничего говорить и не надо! Работать надо, товарищ профессор! Вот вам карандаш и бумага, вспомните всех ваших бывших сотрудников. А я уж постараюсь использовать все возможности, чтобы они в самое кратчайшее время присоединились к нам!

— Я, безусловно, напишу всех, кого помню. Но… профессор, положа руку на сердце, объясните мне — что же произошло?! Почему так неожиданно… да прямо-таки молниеносно, все поменяло свои места?

Хозяин кабинета встал со своего места, и подойдя к большому сейфу около стола, отпер его и достал несколько папок.

— Вот, уважаемый профессор, извольте ознакомиться. Сей материал был любезно предоставлен нам… кем бы вы думали? НКВД!

— Откуда это у них? Разве данное ведомство вообще в курсе моих разработок?

— Я тоже так думал. Как видите, мы оба ошибались. Они знают гораздо больше, чем мы все можем предположить…

Бывший главврач госпиталя открыл папку и просмотрел несколько первых страниц. Отложил, схватил следующую, потом еще одну… Положил ее на стол и потер рукою висок.

— Стоп-стоп-стоп… Виктор Николаевич, вы в чудеса верите?!

— В смысле — в чудеса?

— Здесь упоминается имя профессора Маурера?

— Ну да. Вы же его знали? Если не ошибаюсь, он был на конгрессе еще в 1933 году? Ну да, конечно, я помню его выступление там. Правда, никто из нас не ожидал встретить его имя в бумагах подобного рода…

— Не я один. Но дело не в этом! Поверите ли вы мне, что буквально несколько дней назад я разговаривал с человеком, который рассказывал мне о его экспериментах! Именно об этих, насколько я успел рассмотреть!

— Но простите, профессор, кроме нас с вами, да еще нескольких работников НКВД, никто не знает об этих материалах! Мне это было официально объявлено!

— Это не врач и не сотрудник НКВД. Обычный солдат. Он проходил лечение в моем госпитале. Так вот, он в течение нескольких дней общался с человеком, прошедшим подготовку в лаборатории Маурера. Он многое мне тогда рассказал…

— Так где же он?! Это ведь ценнейшие наблюдения! Такой человек нужен нам здесь! Немедленно!

— Последний раз я видел его во главе горстки штрафников, пытавшихся остановить немцев на подступах к моему госпиталю…

Младший лейтенант Сапельников лежал по пояс в воде, сжимая в холодных руках подрывную машинку. Гимнастерка у него на груди была изорвана пулями. Левая рука окровавлена.

— Тащите его к окопам, — сказал я бойцам и не узнал своего голоса.

Дым и пыль совершенно окутали противоположный берег, так что мы могли уже не опасаться выстрелов противника. Разглядеть хоть что-нибудь сквозь клубящуюся пыль было невозможно. Предупрежденные мною по телефону, взяли мост на прицел пулеметчики. Но со стороны немцев не последовало не только атаки, смолкли даже одиночные выстрелы. Наползающее от холма облако несло с собой какое-то мрачное ощущение. Это чувствовали все, и наши бойцы в том числе. Сколько там зараз погибло фрицев? Рота? Нет, там уже были солдаты, когда подошедшее подкрепление полезло в расщелину. Во всяком случае, на оставшихся это должно было произвести самое гнетущее впечатление.

Почти не пригибаясь, бойцы донесли тело сапера до наших окопов, но я махнул им рукой — несите дальше. Как бы все ни повернулось, но он заслужил нормальную могилу. И мне хотелось успеть сделать хотя бы это. Наблюдая приготовления противника, можно было понять, что на этот раз они никуда не уйдут, а значит, времени на то, чтобы по-людски похоронить погибших, у нас оставалось не так уж и много. Бойцы уже начали приспосабливать для этой цели воронку от бомбы.

Всех, кто погиб при бомбежке, мы уложили в импровизированную могилу. Чуть сбоку саперы положили своего командира. Ковальчук вопросительно на меня посмотрел.

— Командир… Сказать что-то надо…

— Не мастер я речи говорить… — голос мой оказался неожиданно хриплым. Прокашлявшись, я продолжил: — Но нельзя товарищей своих просто вот так в землю зарыть! С кем-то из них я уже не первый день воюю, кого-то только вчера и увидел. А все равно — все они товарищи мои. Каждый из нас на их месте оказаться мог. Но выпало им. Не увидели они победы нашей, но все, что могли, для этого сделали. Так как же можем мы их старания и надежды не оправдать? Мало нас… Немцев сейчас на том берегу больше и намного. И что с того? Еще пару часов их там и вовсе до хрена было. Где они все? Здесь — в земле! И все остальные в ней будут! Сколько бы их сюда ни пришло! Вот это я товарищам нашим могу обещать! Так что пусть будет вам земля пухом. Вы ушли — мы остались. Значит, теперь и вашу ношу нам нести. Ничего… Мы русские — выдюжим!